Герфрид Хорст | Интервью с Гердой Пройс – последняя кенигсбержкой из Калининграда
Перевод на русский язык находится после видеозаписей.
Беседа Герды Пройс (Gerda Preuss), последняя из Кёнигсберга, с Герфридом Хорстом (Gerfried Horst), 22 апреля 2006 г.
Часть 1
(О положении в апреле 1945 г., когда русские приехали в Кѐнигсберг)
Герда: Я работала. Я вела картотеку, немцы должны были себя туда заносить. Я вела картотеку. Я мало говорила, но всѐ понимала и могла писать.
Герфрид: А, Вы имели писать? Значит, Вы были очень прилежной, раз выучили это.
Герда: Да, я была очень прилежным ребѐнком. У меня мачеха, ей 98 лет, она всѐ забывает моментально. Она только знает, что в 12 обед, и ничего. Когда она смотрела телевизор и видела меня, ей говорили: «Вот это твоя падчерица».
Герфрид: Поговорим с Вами о русском языке, он играл большую роль в Вашей жизни, можно даже сказать, что он спас Вам жизнь.
Герда: Это так. Без русского ничего бы не вышло.
Герфрид: Когда русские солдаты пришли, Вы с ними говорили по-русски?
Герда: Нет, тогда я с ними ещѐ не говорила. Чуть позже уже, когда комендатура была, только тогда. Тогда немцы должны были зарегистрироваться в комендатуре. Я тоже туда ходила как послушная гражданка, чтобы и меня туда занесли. И там они меня спросили, какие иностранные языки я знаю ещѐ. Я сказала, что знаю немного русский язык, могу писать, читать, но говорить не могу.
Герфрид: Это Вас уже спросили по-русски?
Герда: Да. И затем я вела картотеку. Немцы приходили регистрироваться. 2-3 раза в неделю, я точно не помню, я заносила в картотеку информацию. Позднее меня перевели на вагоностроительный завод, чтобы я могла там переводить для рабочих, которые убирали территорию фабрики, так как там все было разрушено. Повсюду кирпичи и стекло. Все это надо было убирать. В основном там работали женщины, так как мужчины были на войне или их взяли в плен. Там я вела список, куда я заносила, кто там был, и они получали карточки на хлеб. Это была очень важная задача.
Герфрид: Это было решающее событие или решающее время в Вашей жизни и в тоже время ужасное время в Вашей жизни. Но хотелось бы больше услышать о старом Кѐнигсберге. Он почти полностью исчез. Вы там родились. И затем Вы были там в детском саду?
Герда: Да, я была в детском саду.
Герфрид: Это был евангелический детсад?
Герда: Это был частный детский сад. Не очень далеко от нашего дома. На несколько часов я ходила туда.
Герфрид: Где Вы жили?
Герда: Я жила на Луизенштрассе. Сейчас сложно объяснить, где это было. Недалеко от Штайндамма.
Герфрид: Где-то в центре города. Больше его не существует.
Герда: Нет, нет, не существует, все разрушено.
Герфрид: Затем Вы были в школе?
Герда: Да, я была в школе.
Герфрид: Сначала в начальной школе?
Герда: Нет, в частной школе.
Герфрид: Почему?
Герда: Не знаю, мои родители хотели так. Затем я ходила в лицей им. Кѐрте, и там я сдавала экзамен на аттестат зрелости.
Герфрид: После экзамена Вы получили специальную шапочку Альбертины?
Герда: Это мы уже в университете получили. Не в школе.
Герфрид: Как называют такую шапочку? Альбертина?
Герда: Я забываю название. Мы ещѐ значок получали.
Герфрид: Что это означало?
Герда: Что мы принадлежали Альбертине. Альбертина была недалеко, там, где она сейчас. Недалеко от оперы напротив большого книжного издательства Грефе и Унцер.
Герфрид: Это была традиция, да? Хорошая традиция. Как Вы считаете, можно было это сегодня ввести?
Герда: Если у кого-то есть интерес в этом, то они могут это ввести. Для этого потребуется много времени. Сейчас у нас нет времени.
Герфрид: Почему?
Герда: Если дать поручение, то оно будет исполнено. Все дело в отношении к этому всему.
Герфрид: Для чего нужно время?
Герда: Сегодня есть более важные дела, которые надо решать.
Герфрид: Тогда у Вас было достаточно времени?
Герда: Да… Когда я работала в институте восточноевропейской экономики. Это в институте в районе Миттельтрагхайм напротив парк-отеля, самого известного отеля в Кѐнигсберге. В этом отеле я была ещѐ как школьница с мужем моей кузины на танцах к 5 часам. Там играл небольшой оркестр. Мы танцевали 1-1,5 часа и возвращались домой.
Герфрид: Там у Вас, наверное, были кавалеры, которые Вас приглашали на танец?
Герда: Нет, нет, нет. Этого просто быть не могло, иначе бы мама очень рассердилась.
Герфрид: Такими строгими были обычаи, да?
Герда: Да.
Герфрид: Значит сразу после школы Вы работали в институте и не учились, получается?
Герда: Я и работала, и училась. С 8 утра до 4 дня я работала, потом училась. До 7-8 вечера. Я всегда была занята. Я не могла иметь глупостей в голове.
Герфрид: Значит друга у Вас не было?
Герда: Чуть позднее.
Герфрид: Вы жили ещѐ у родителей, да?
Герда: Да.
Герфрид: Ваша настоящая мама умерла рано?
Герда: Она умерла, когда ей было 49 лет. У неѐ какая-то женская болезнь была. Ей сделали операцию, и у нее произошло не сочетание крови, которую она получила при переливании. И она умерла. Мой отец умер в Ганновере.
Герфрид: Он женился на Вашей мачехе?
Герда: Через год после смерти матери он женился. Во время войны. Он скрывал это от меня.
Сводный брат мне рассказывал, что он познакомил родителей. Они были на отдыхе в Ниддене, и папа тоже там отдыхал. Он читал газету или журнал, сидя на кресле, брат подошѐл к нему. Он позвал его, посадил на колени и зачитал что-то из журнала или газеты. Потом брат сказал, что там его мама, и так они познакомились. И с тех пор жили вместе.
Герфрид: Это произошло достаточно быстро после смерти Вашей мамы…
Герда: Я была очень зла на своего отца. Сейчас уже все позади. А тогда я была очень расстроена.
Герфрид: А так во время войны Вы работали и учились, ведь в Кѐнигсберге было достаточно мирно. Едва можно было там заметить войну или нет?
Герда: Особенно нет. Только продуктовые карточки.
Герфрид: Обеспечение было достаточным?
Герда: У меня тогда был знакомый из Германии. Карл Людвиг Шперлинг. Это уже было после войны. 91 год. … Он родился в Кѐнигсберге, приезжал сюда, и мы познакомились. Он присылал нам большие посылки не только для меня, но и для моей подруги Марии и другим знакомым, которых он здесь знал. Этих посылок было так много, что вся кухня от потолка до пола была заставлена. Все посылки приходили ко мне, и я уже их отправляла дальше. Я обзванивала всех и говорила, что посылки пришли.
Герфрид: В 1991 Вы снова установили контакт с немцами. Остальное время область была закрытой территорией. Вы не скучали?
Герда: Немецкие книги я читала. С папой я вела переписку. Это было возможно, но очень тяжело. 1-2 раза в год я что-то получала через красный крест.
Герфрид: Вы слушали немецкие радиопередачи? Это было запрещено?
Герда: Нет. Не было необходимости.
Герфрид: Вернѐмся в старый Кенигсберг. В город, который я ещѐ ни разу не видел, а Вам лишь достаточно окунуться в Ваши воспоминания и образ уже перед Вами.
Герда: Биржа как она раньше выглядела, сегодня такая же.
Герфрид: Только что сегодня там стоит большой мост, раньше его там не было.
Часть 2.
Герфрид: Когда смотришь на биржу, видно и собор, очень красивый вид. Раньше этого не было видно, потому что там стояли старые дома… Как Вы считаете, можно было бы восстановить Кнайпхоф?
Герда: Думаю, нет. На это нет времени. Это дело времени и денег.
Герфрид: Вы часто думаете о своей жизни, когда лежите здесь в кроватке одна?
Герда: Конечно, я часто думаю об этом. Лучше было бы этого, конечно, не делать, а то я сильно расстраиваюсь и ничего не происходит. Потому что мне очень жаль, что я здесь одна, никто из родственников не приезжает. Марии нет. Это самое тяжелое в жизни, что Мария так рано покинула меня. Мария была москвичка, она приезжала в область, чтобы заниматься восстановлением. Она была медсестрой. Она хотела через год обратно, я ее умоляла остаться здесь. Она сказала, что оставит мне одеяла и подушки, но я не хотела, чтобы она уезжала. Я спрашивала себя, а что я буду делать в Москве.
Герфрид: А что бы Вы делали здесь?
Герда: Это мой родной город, город, в котором я родилась.
Герфрид: Но не Марии…
Герда: Да, но она привыкла к городу и не могла без него. Она хотела остаться в этом разрушенном городе.
Герфрид: А Вы хотели здесь остаться, потому что это Ваш родной город был? Вы ведь могли сказать, что Вы хотите в Германию, в Западную Германию…
Герда: Такого я никогда не говорила.
Герфрид: Это интересно, ведь все остальные немцы хотели уехать в 1947/48. Почему Вы не хотели?
Герда: Моя родина была здесь, Мария тоже, у меня был русский капитан и ребѐнок от него. Тогда бы мне пришлось оставить ребѐнка или взять с собой. Как бы на меня тогда смотрели?! Тогда это было не так, как сегодня.
Герфрид: Это было очень отважное решение, остаться здесь. Вы знали русский и привыкли к русским тогда, могли с ними общаться. Сейчас мы затронули важную тему разницы между русскими и немцами. Вы говорили, что она есть.
Герда: Да. Оба гостеприимные.
Герфрид: Пруссаки особенно известны своей гостеприимностью.
Герда: Мне сложно это ценить. В Германии все были гостеприимные.
Герфрид: Но Восточная Пруссия знаменита этим. Там приезжаешь на обед, потом кофе с пирогом и плавно все перетекает в ужин без перерывов. И ликѐр между тем. Мешкиннес – литовское название этого ликера или по-немецки Бэренфанг (ловушка для медведей).
Герда: В России я была во многих городах. У меня были командировки. Не знаю, где я не была. Это был Санкт-Петербург. Там я не была. Забавно. Очень жаль. По Золотому Кольцу каталась. Везде была. Владимир, Суздаль. И Вам туда тоже надо. Очень интересно. Местность там очень красивая. Монастырь там. Интересно.
Герфрид: Как Вы себя там чувствовали? Как немка или уже как русская, может быть?
Герда: Об этом я не думала.
Герфрид: Какая же разница между немцами и русскими? Я бы хотел от Вас услышать.
Герда: Оба народа очень дружелюбные. Не могу Вам ничего особенного сказать.
Герфрид: Но какая же разница? Понятно, что никто не лучше или хуже, мы просто другие… Какие?
Герда: Не знаю, что сказать.
Герфрид: Вы жили в старом Кѐнигсберге с немцами. Потом Вы провели время с русскими. Время было другим, но люди, вы говорили, не отличались особо. Что Вы мне можете ещѐ рассказать о старом Кѐнигсберге? Давайте представим, за окном Кенигсберг…
Герда: Тогда я вижу два дома. Детскую больницу для больных туберкулезом. Почти ничего не изменилось в этом уголке.
Герфрид: На улицах старые немецкие дома…
Герда: Нет. Их здесь построили. Пятиэтажки. Они старые на этой стороне. Этот дом построен в 1935 году здесь. Здесь я живу с 1950 года. Вместе с Марией. 24 октября 1950 года мы сюда въехали. Бывший владелец этого дома, русский, построил себе дом в поселении недалеко от Советского проспекта. Мы решили с Марией всю жизнь прожить здесь. Мы хорошо друг друга понимали. Русские знали, что я литовка.
Герфрид: Это удивительно, что не немка.
Герда: К слову, мой шеф в бюро ни разу не спросил меня, почему я говорю с акцентом порусски и откуда я. Ничего. Они молчали как рыбы. Они, наверное, подозревали об этом, но никто не говорил вслух. Я читала немецкие книги. У меня было много немецких знакомых, когда я поехала в Академию в Травемюнде. На семинар. Это было уже через 40 лет.
Герфрид: Но 40 лет у Вас не было контакта с немцами и с Германией?
Герда: Да. Не было. Не было. Долго не было.
Герфрид: Если Вы думаете о Вашей жизни, то Вы плачете…
Герда: В основном из-за Марии. Что я одна и мне помогают чужие. Алле я очень рада. Она делает все, что в ее силах. Я очень скучаю по Марии. Бывают дни с депрессиями, и начинаешь вспоминать и плакать.
Герфрид: Но Вы не выглядите как депрессивный человек. Вы многое выдержали и жили дальше. Когда Вы были молодой, Вы были веселой и счастливой, можно так сказать?
Герда: Я была одна и избалована мамой, папой и бабушкой с дедушкой. На каникулы они меня отправляли в Растенбург к сестре мамы. К бабушке и к дедушке. Дедушка работал в пивоварне там. Хорошая пивоварня. Он избаловал меня пивом Мальц. Я пила каждый день это пиво. Когда моя мама это узнала, то сказала, что нужно прекращать с этим пивом и что я больше не приеду туда.
Герфрид: Почему? Оно же без алкоголя.
Герда: Там есть алкоголь… Очень вкусно, мне нравилось.
Герфрид: Здесь тоже есть пиво Мальц?
Герда: Нет. Я думаю, нет.
Герда: Когда я была ребѐнком, я почти не покидала Пруссию. Будучи подростком до 20 лет не дальше Данцига. Дальше нет. В институте, когда работала и училась, умер наш директор, профессор д-р Клюмберг. Он был на съезде в Берлине и там умер. И его урну захоронили в Потсдаме. Меня в делегации с другими сотрудниками отправили в Потсдам.
Часть 3.
Герда: Тогда я была впервые в Германии. Это было ещѐ где-то в 1939 году… Была уже война в Польше. Через польский коридор в Германию.
Герфрид: Тогда ведь говорили в Империю.
Герда: Да, верно. Мы ехали на поезде. Все окна закрыли. Нельзя было смотреть. Когда границу проезжали, можно было выйти, погулять по платформе, немного подышать воздухом.
Герфрид: Вы чувствовали себя хорошо в Кѐнигсберге?
Герда: Да.
Герфрид: Ходили в театр?
Герда: Да. Родители имели абонемент в оперу.
Герфрид: Она существует ещѐ?
Герда: Думаю, нет. Была недалеко от университета с левой стороны. Сейчас есть тоже опера, бывшая Академия искусств. Музыкальные представления там. Драматический театр ещѐ стоит. Он ещѐ из Восточной Пруссии. Его подремонтировали немного, он похож на театр в Москве. Сделали фасад.
Герфрид: Думаете, осталось что-нибудь от старого Кѐнигсберга?
Герда: Тяжело сказать. Наш дом, например.
Герфрид: Да, но я имею в виду не ваш дом, а настроение. Жить в Кѐнигсберге было особенным чувством.
Герда: Знаете, сейчас здесь другие люди. Нельзя сказать, о чем они думают.
Герфрид: Но настроение города! Если Вы ездили в Потсдам, там было другое настроение, чем в Кѐнигсберге.
Герда: Там было проще жить, я думаю.
Герфрид: Почему в Кѐнигсберге было не так?
Герда: Там (в Потсдаме) была немного другая жизнь, западная.
Герфрид: Но я думаю, что в Кѐнигсберге жили люди хорошо и чувствовали себя благополучно.
Герда: Когда не знаешь ничего лучшего, то доволен тем, что имеешь.
Герфрид: Так хорошо было или нет?
Герда: По-разному. Тяжело сказать.
Герфрид: Для Вас город все ещѐ Кѐнигсберг…
Герда: Я бы называла его и далее Кѐнигсберг, если меня спросят.
Герфрид: Почему?
Герда: Старого Кѐнигсберга не существует. Но нового тоже нет. Эти панельные застройки…
Герфрид: Русским будет сложно выговаривать слово «Кѐнигсберг».
Герда: Если постараться, то вполне можно.
Герфрид: Вы бы и русским сказали, чтобы они город Кѐнигсбергом называли?
Герда: Да, да. Меня однажды спросили на телевидении. «750 лет Калининград» – Как бы я это назвала? Я сказала: «Кѐнигсберг в Калининграде».
Герфрид: Пока существует название Калининград. Когда-нибудь оно исчезнет.
Герда: Я надеюсь, что когда-нибудь оно исчезнет. Так как Калинин был злым человеком.
Герфрид: Так многие говорят. Многие не знают, кто это был.
Герда: Памятник стоит ещѐ у главного вокзала. Я думаю, постепенно будут убирать это все.
Герфрид: Любите ли Вы Россию?
Герда: Почему нет. Я уже привыкла. Моя вторая Родина.
Герфрид: Это-то и интересно. Что Вы не меняли Родину, Вы тут и остались. Но родной город изменился.
Герда: Ничего не поделать. Человек меняется тоже с годами. Сначала молодой, потом среднего возраста, затем старый. Нужно быть довольным тем, что имеешь.
Герфрид: Это Ваш жизненный рецепт: нужно быть довольным тем, что имеешь?
Герда: Я думаю, да.
Герфрид: Это был бы Ваш совет, если я Вас спрошу, что самое важное в жизни?
Герда: Да. Будьте довольны тем, что имеете и Вы тоже.
Герфрид: Не нужно стремиться получить чего-то большего? Или желать, что все станет лучше?
Герда: Если годы это допускают, то можно. Можно попробовать. Но годы идут всегда все дальше, дальше, и не спрашивают нас.
Герфрид: То есть нужно быть довольным тем, что имеешь?
Герда: Да. Я думаю, да.
Герфрид: Вы довольны?
Герда: Да. Об этом я говорю открыто. У меня есть много немецких друзей, которые мне очень помогают. Без них я не могла бы обойтись. У меня есть и русские друзья. Финансово и материально они мне не так могут помочь, как немцы.
Герфрид: Вам повезло, что область снова открыта и что немцы снова могут приезжать, потому что, я думаю, многим пожилым людям здесь не очень хорошо живѐтся.
Герда: Им очень тяжело. Пенсия маленькая. Требования за оплату жилья, свет и газ высокие.
Сегодня стояло в газете, что не будет подачи тепла от 22ого (апреля). С сегодняшнего дня. Центральное отопление отключают. Но у меня своѐ. Температура неминусовая, с каждым днем все теплее на пару градусов – никто не замѐрзнет.
Герфрид: Да, не замерзнут. Но будет прохладно. Как раз пожилые люди страдают больше всего.
Герда: Что делать, если мэр это постановил?!
Герфрид: Вы участвовали в выборах в Думу?
Герда: Нет. Они меня достали по телефону, спрашивали, за кого я буду голосовать. Я сказала, что не буду голосовать, так как не могу ходить. Они сказали, что придут ко мне и просили сказать, за кого все же я голосую. Я сказала, нет, не скажу. Я не знаю уже никого, кто там работает. Тех, кого я знала, уже состарились, как и я. А помоложе тоже не работают. И поэтому я и вправду не знала, кому отдать свой голос.
Герфрид: Если кто-то придѐт и скажет, что хочет переименовать город в Кѐнигсберг, Вы выбрали ли бы его?
Герда: Да. Я так сделаю. Но этого никто не скажет.
Герфрид: Если не ошибаюсь, Рудников это уже говорил.
Герда: Нет, его нет. Он обещает слишком много. Он является учредителем газеты «Новые колеса».
Герфрид: Вы связываете старый Кѐнигсберг с сегодняшним городом. Вы одна из немногих ниточек. Человеческая ниточка.
Герда: Я буду всегда рада, если Вы сможете ко мне приезжать.
Герфрид: Я приеду в любом случае. Мне как раз интересно, что Вы являетесь этим связующим звеном. Так как я тоже считаю, что эту связь нужно возрождать и что она должна дальше существовать. Поэтому Вы должны жить долго.
Герда: Я буду стараться. Какова будет воля Божья.
Герфрид: Я буду целую неделю здесь и приду к Вам ещѐ. На сегодня тогда достаточно.
Герда: Позвоните мне, чтобы договориться, чтобы Вы могли зайти.
Герфрид: Подумайте, что Вы мне ещѐ могли бы рассказать о Кѐнигсберге.
Герда: Постараюсь.
Герфрид: Знаете, я хочу как в сказке, где есть старая монетка, и тогда попадаешь в старый город, в затонувший город. Как называется этот город на Балтийском море, который появляется один раз в сто лет. Люди живут там обычной жизнью, и затем город погружается снова. Приблизительно так я представляю себе Кѐнигсберг. Вы знаете, когда Вы думаете о Кѐнигсберге, то вы видите ещѐ живой город перед Вашими глазами: с людьми, с трамваями, театром и газетами. Я же этого не могу увидеть. Я тогда не жил. Я не знаю этого.
Герда: Вы всегда были в Гамбурге?
Герфрид: Нет. Я родился в Марбурге. Затем долгое время был в Берлине.
Герфрид (оригинал): Я думаю, что это достаточно сейчас. Поговорим чуть-чуть по-русски ещѐ. Я хотел, поговорите чуть-чуть по-русски, пожалуйста.
Герда (оригинал): Пожалуйста.
Герфрид (оригинал): Я хотел знать, потому что это Ваша жизнь сейчас. Значит, вы обычно каждый день говорите по-русски?
Герда (оригинал): Вы уже хорошо говорите по-русски.
Герфрид (оригинал): Я?! Речь не идѐт обо мне.
Часть 4.
Герда (оригинал): Хорошо понятно, что Вы говорите.
Герфрид (оригинал): Я хотел слушать, как Вы говорите.
Герда (оригинал): По-русски?
Герфрид (оригинал): Да, по-русски.
Герфрид (оригинал): Ну, скажите, пожалуйста, что-то о Кѐнигсберге по-русски. Как была жизнь в Кѐнигсберге?
Герда (оригинал): В Кѐнигсберге жизнь была хорошо. И после войны тоже было хорошо. В жизни не всегда может быть все хорошо. Темные вот стороны, можно сказать, и светлые стороны.
Герфрид (оригинал): Конечно.
Герда (оригинал): А если Вы сейчас вот имеете возможности работать, найти находить вот, которая Вам легче, это надо делать, Вам лично. Вы говорили, что Вам тяжело вот работа там.
Поэтому я говорю, если это тяжело, тогда надо действительно об этом думать. О здоровье надо думать. О семье надо думать.
Герфрид (оригинал): Да-да. Ещѐ что-то на русском?
Герда (оригинал): Не знаю.
Герфрид: Вы когда-нибудь знали русских немцев?
Герда: Здесь было много из Казахстана. И ещѐ некоторые в Германии. Многие русские немцы были замужем за казахами.
Герфрид: Можно сказать, что отношения между немцами и русскими особенно тесные? Теснее, чем между русскими и французами или русскими и англичанами. Можно так сказать?
Герда: Для меня все равны. Не могу сказать. С французами у меня не было знакомств. С англичанами тоже нет. Во время командировок может. Не знаю. Сложно сказать. Зависит от людей. Не от национальностей.
Герфрид: Для этого важны языки. Чтобы можно было понимать друг друга. Если не говорите, то ничего не получится… Я думаю, на сегодня достаточно. Спасибо Вам.
