Я впервые в Кёнигсберге, и все же чувствую себя здесь как дома. Ведь предки моей семьи родом из Балтики, они были студентами и профессорами в Кёнигсберге, в Тарту и других городах. Я благодарю университет имени Иммануила Канта за приглашение на сегодняшнее празднование.
Меня попросили произнести несколько слов о жизни Эдуарда фон Зимсона. Вынужден вам признаться: своего прапрадедушку я никогда не видел. Поскольку умер он в 1899 году, надеюсь, что это никого не удивит. Хотя, когда несколько дней назад я сказал одной студентке, что я родился перед мировой войной, она с серьезным выражением лица спросила, имею ли я в виду первую или вторую мировую войну.
Несмотря на то, что я не знал его лично, я позволю себе заглянуть вместе с вами в частную жизнь Зимсона – ее ранний и поздний периоды, – какой она осталась в семейном предании.
К сожалению, мне придется начать с аттестата, который он получил здесь, в Collegium Fridericianum, где учился некогда и Кант: «Зимсону необходимо избавиться от заносчивости. Он мнит себя более образованным, чем является на самом деле, и поэтому не всегда внимательно слушает лекции и временами мешает преподавателям своей болтовней». Эту традицию мы, потомки Зимсона, бережно храним до сих пор.
Но потом дела пошли на лад. Он окончил гимназию, когда ему было пятнадцать лет. В восемнадцатилетнем возрасте он защитил диссертацию. Когда ему было 19 лет, он явился на празднование в честь дня рождения Гете и был ему представлен. В письме, которое он пишет домой, можно найти строки: «Он спрашивал о наводнении, о Кенигсберге, а именно о ботаническом саде, о Восточной Пруссии в целом». А заканчивает он свое описание так: «Да будет даровано герою благословение небес! Пока он жив – и когда он умрет». Сын Зимсона Бернард написал 70 лет спустя о своем отце: «Произведения Гете оставались неисчерпаемым источником, из которого он черпал душевный подъем, наслаждение, просветленный взгляд на жизнь, радость будничного труда, которую, прежде всего, воспевает Гете. Истрепанный экземпляр последнего прижизненного издания Гете в 60 томах он, не знаю даже как часто, читал от начала до конца. Поля страниц заполнены многочисленными примечаниями и заметками, написанными его рукой». Когда в 1885 году было, наконец, основано Общество Гете, Мартин Эдуард был избран первым его председателем.
Но я забегаю вперед. Позвольте мне вернуться вглубь прошлого. В 22 года Зимсон уже стал экстраординарным профессором. Через три года – ординарным профессором здесь в Альбертине. Потом он был назначен помощником судьи и экстраординарным членом трибунала, а в 1846 году был, наконец, назначен советником трибунала.
Взглянуть на Зимсона в зрелые годы нам позволят несколько цитат из его писем, написанных им в тридцатисемилетнем возрасте во время поездки в Англию в 1847 году, в бытность его судьей, жене Кларе: «Шутки ради я использую перерыв в четверть часа, устраиваемый во время слушаний central criminal court[1], для того, чтобы написать тебе пару слов прямо с Bench[2], на которой я сижу один перед несколькими сотнями присутствующих лиц. Мои рекомендации принесли мне, как обычно, блестящий успех. Шерифы пригласили меня вчера в Lord Mayors parlour[3] на breakfast, luncheon и dinner[4] (приглашение на обед я даже принял) и я, сидя справа от presiding judge[5] (вчера и сегодня – Recorders[6] города), между ним и jury[7], радовался каждому случаю, когда их речь была легка для понимания, слушал блестящих адвокатов и купался в воззрениях, окунуться в глубину которых я никогда даже не мечтал. Ты, должно быть, думаешь: твой Э. сидит тут, хотя он и Prussian judge[8] – так меня здесь называют – в качестве одного из двенадцати судей Вестминстера, за особым, самым лучшим столом из красного дерева, снабженным всеми мыслимыми писчими принадлежностями, comfortable[9] в высшем смысле слова, погруженный в мысли о том, что скоро я смогу рассказывать вам устно обо всех этих вещах, пока вам не надоест слушать.
Но вот заседание снова идет полным ходом: четверо counsels[10] допрашивают наперегонки вдоль и поперек бедного молодого человека; стенографы, сидящие ниже меня, пишут в поте лица…»
[…]
«И тут я перехожу к bis dato[11] самому необычайному дню моей здешней жизни, к вчерашней пятнице. После того как я совершил мелкие покупки, я снова отправился на свое судейское место в Олд-Бейли. Поскольку обе смерти, числившиеся в списке преступлений, входили в повестку того дня, председателем выступил президент Exchequer[12] лорд Chief Baron[13], сэр Фредерик Поллок. По его требованию шериф предоставил ему письмо с моими рекомендациями и мою карточку. Следствием этого были наши многочисленные беседы в течение дня, а после того как я принял приглашение шерифа на обед, он выразил сожаление, что не сможет у нам присоединиться, поскольку его леди чувствует себя «unwell»[14]. Около шести часов на судейской коллегии появился Lord Mayor[15], в четверть седьмого закончилось заседание, и все отправились под предводительством Undersheriff[16] со своими белыми посохами к столу. Роскошный зал, Lord Mayor in the chair[17], 25 персон, большинство из них – в судейских мантиях, париках и т.п. Молитва перед вкушением пищи, которую прочитал каплан Ньюгейта; меня представили оставшемуся на обед судье Вестминстера барону Кресвелу, очень приятному человеку, едва ли старше меня. За столом лорд-мэр, Кресвел и др. wish to take a little wine with me[18]; с благодарностью приняв их предложение, я выпил примерно полбутылки густого шерри, который – в чем вы сможете убедиться – очень хорош. Когда меняли скатерть, снова последовала молитва, потом были произнесены традиционные тосты: Church and queen, army and navy[19] и т.п. Потом он предложил выпить за здоровье милорда Вестминстер-холла, поблагодарившего его и произнесшего ответный тост за лорд-мэра. И тут – внимание! После еще одного тоста лорд-мэр предлагает впить за здравие доктора Зимсона, the learned Prussian justice, by whose presence we are favoured[20]. И тут поднимается доктор Зимсон и благодарит, вдохновленный шерри, по-английски за честь, оказанную ему лорд-мэром и поддержанную обществом. Он говорит, что Германия обязана Англии расцветом своей литературы: гений Шекспира воспламенил родственных духом Лессинга, Гете, Шиллера; Пруссия обязана совершенной английской конституции зарождением своей собственной; он (доктор Зимсон) вряд ли будет выглядеть ложным пророком, если скажет, что Германия будет благодарна Альбиону и за модернизацию своего уголовного процесса. Для того чтобы своими глазами убедиться в его эффективности, он и прибыл сюда, оставив на родине жену и детей. Поэтому он, как прусский патриот, предлагает выпить за the immortal institutions of this imperial kingdom![21] После каждого предложения следовали громкие аплодисменты, а в конце раздались loud cheers[22], отбиваемые руками и ногами, а комплиментов речь доктора Зимсона получила больше, чем когда-либо в Германии. Должен вам честно признаться: все шло comme il faut[23], и я пришел домой в чудесном настроении – кстати, после отличнейшего ужина – около десяти часов вечера.
[Когда я был судьей в Англии, я воспроизвел эту сцену и просил моего дядю Вернера фон Зимсона сесть в судебном зале рядом со мной.]
Свою политическую карьеру он начал в 1846 г. в качестве члена городского совета депутатов в Кенигсберге. После этого, насколько известно, он чередовал политическую и судебную деятельность, в обеих сферах выступая обычно президентом. Прекрасная выставка, которую мы видим перед собой, позволяет нам углубиться в детали, и я не хочу докучать вам известными вещами.
Позволю себе привести цитату из характерной речи Зимсона, произнесенной им в 1866 году в палате депутатов. Зимсон критиковал политику Бисмарка следующими словами: «Господа не могут править (как бы они этого ни хотели), пока существует свободная пресса; они не могут править, не оказывая влияния на судебные органы, даже если в стране из-за этого будет утрачено уважение к юстиции; они не могут править, не оказывая влияния на выборы в ландтаг, даже если результат будет иллюзорным, противоречащим тому, чем живет сердце нации; они не могут править, пока есть свободное самоуправление коммун; в конце концов, они не могут править, пока есть палата, в которой господствует предусмотренная статьей 84 свобода слова!
Тот факт, что, для того чтобы удержать хоть на минутку это положение вещей – минутку не в смысле кратковременности нашей человеческой жизни, а в смысле времени развития нации, – что ради этой частички настоящего сбрасываются со счетов незаменимые центнеры будущего, этот факт не укладывается в моей бедной голове. И Вы боретесь с духовными и нравственными силами современности. Рано или поздно Вам придется уступить этим силам, чей вес и значение Вы недооцениваете; и если мое предчувствие меня не обманывает, решение Высшего трибунала от 29 января, которое Вы инициировали, является первым этапом Вашего отступления».
Когда ему были предложен пост президента имперского верховного суда, его жена еще была жива, хотя уже серьезно болела. Он предположил, что мысль о том, чтобы оставить Пруссию, будет для нее в высшей степени губительна, и что он должен уделить ей внимание. Он дал понять князю Бисмарку, что хотел бы отказаться от этого поста, но пообещал ему, по крайней мере, обсудить этот вопрос со своей семьей. К его удивлению, в кругу семьи, в том числе и у своей жены он нашел однозначную поддержку сделанного ему предложения о переводе на новую должность. Следующим утром он написал князю, что после обсуждения с членами своей семьи все его сомнения разрешились, и он готов приступить к работе. Ему было 68 лет. [Забавно, что и эту сцену я воспроизвел, когда меня, 67-летнего, спросили, согласен ли я, чтобы меня перевели в Европейский суд.]
С женой, которой были написаны цитировавшиеся выше письма, он прожил в счастливом браке 49 лет, вплоть до ее смерти. Она подарила ему девятерых детей: двух сыновей и семь дочерей, и в почтенном возрасте он с радостью оглядывал ватагу внуков и правнуков.
Я делюсь с вами историей, которую мне в устной форме передал Вернер фон Зимсон. Мартину Эдуарду было, как я уже говорил, 68 лет, когда он получил повышение. Он отвел в сторону одного из своих сыновей и сказал ему: «Я знаю, что старые люди част с неохотой покидают подобный пост и засиживаются на нем слишком долго. Ты должен пообещать мне, что честно скажешь мне, когда придет мое время уйти. Никто иной на это не отважится».
24 августа 1890 г., сын пришел на завтрак к отцу, которому было уже 79 лет, и напомнил ему об этом разговоре. «Думаешь, время пришло? – Да, отец. – Спасибо. Тогда я, пожалуй, уйду. Но есть еще пара вещей, который мне сначала надо уладить. – Да, отец, я понимаю. Но ты не встанешь из-за стола, пока не напишешь кайзеру». Последовала пауза. «Ты не мог бы принести мне писчей бумаги?» Письмо было написано, и 20-го декабря того же года кайзер подписал его прошение об уходе на заслуженный отдых.
Я завершаю свой рассказ несколькими цитатами с празднования 175-летнего юбилея Эдуарда фон Зимсона в 1985 г., оставшимися у меня в памяти. Первая представляет собой слова тогдашнего президента бундестага доктора Енингера, а вторая принадлежит федеральному президенту, доктору фон Вайцзеккеру.
«Эдуард фон Зимсон знал, что политика, направленная на благо людей, нуждается в правовом поле. В этом он опередил свое время. То, что его образ мыслей сегодня все больше становится международной тенденцией, дает нам надежду, на которую мы сможем опираться в наших действиях в мире, подверженном совершенно новым опасностям. Поэтому сегодня в лице Эдуарда фон Зимсона мы воздаем честь человеку, чье имя вошло в книгу истории немецкого парламентаризма благодаря его благородной позиции в спорах той эпохи».
«Будучи многократно избранным президентом народного представительства, он воплощал в решающие годы принцип демократической легитимации, а будучи президентом имперского суда – принцип правового государства» (Вайцзеккер).
Примечание
[1] Англ.: главного уголовного суда
[2] Англ.: судейской коллегии
[3] Англ.: в гостиную лорд-мэра
[4] Англ.: завтрак, обед и ужин
[5] Англ.: верховного судьи
[6] Англ.: регистратора
[7] Англ.: присяжными
[8] Англ.: прусский адвокат
[9] Англ.: комфортабельным
[10] Англ.: адвокатов
[11] Лат.: до сегодняшнего дня
[12] Англ.: суда казначейства
[13] Англ.: главный судья суда казначейства
[14] Англ.: нездоровой
[15] Англ.: лорд-мэр
[16] Англ.: младшего шерифа
[17] Англ.: лорд-мэр председательствовал
[18] Англ.: пожелали выпить со мной стаканчик
[19] Англ.: за церковь и королеву; за армию и флот
[20] Англ.: ученого прусского судьи, почтившего нас своим присутствием
[21] Англ.: вечные институты английского королевства
[22] Англ.: громкие аплодисменты
[23] Фр.: как положено
© 2013 Сэр Конрад Шиманн
